Рэп из трущоб

Ноябрьский вечер — на улице жарко и душно. Я в Ховре, а за рекой, на восточном берегу, — 5-миллионный мегаполис, бывшая столица Индии, Калькутта. Формально Ховра — отдельный город. По факту — что-то вроде ещё одного района Калькутты. Местные приятели привели меня на Госаи-гхат, маленькую набережную с причалом для ржавых речных посудин. Здесь ховрские трущобы упираются в реку. На набережной (бетонный квадрат 20 на 20 метров, несколько лавок, яркие фонари, балюстрада над водой) по вечерам собирается молодежь. Включаю камеру. Из темноты позади — «мууу!» — дает зычный гудок корова, будто командуя нам стартовать. 18-летний Канишка, звезда битбокса, при помощи губ и языка задает ломаный ритм, а 19-летний Арун начинает буквально фонтанировать скоростным рэп-фристайлом на хинди, бенгальском и боджпури.

Наверное, я единственный белый иностранец в радиусе нескольких километров. Я прилетел в Индию из Москвы десять дней назад, и вот так, на улицах Калькутты, провожу свой отпуск. Наверное, райтеру-редактору с российского федерального ТВ положено отдыхать иначе — скажем, тешить свое нутро в Гоа или Таиланде, раз уж мне так нравится Азия. Но у меня есть цель — быть свободным художником, путешествующим журналистом. Пусть я буду им хотя бы после работы и в отпусках, решил я однажды, и стал ездить Азию не просто побалдеть, но и за интервью, репортажами и документалками. Выбирал перед выездом тему, при помощи гугла и соцсетей выходил на героев. Спустя год после того вечера на набережной, в ноябре-2019, я уволюсь-таки с работы (отдав ТВ-новостям четыре года жизни, пролетевшие без любви и без души) и вместе с женой и 3-летней дочкой уеду в Индию надолго. Застану здесь ковид и застряну в Гоа, а перед этим на целых два месяца стану жителем любимой Калькутты.

Но сейчас, в компании рэперов на Госаи-гхате, я лишь знакомлюсь с этим городом. Нахожусь здесь третий день из восьми запланированных и снимаю документалку о местной граффити-сцене, стрит-арте и уличном рэпе. Целыми днями хожу по гостям, пустырям, заброшкам, набережным вместе с новыми друзьями и включённой камерой. Выбранная ещё дома тема уличного искусства в Калькутте показалась мне нетривиальной, нехоженой и потенциально очень интересной: Калькутта — общепризнанная культурная столица Индии, родина знаменитых художников, музыкантов, поэтов и революционеров. В XVIII веке она стала воротами Индостана для английских колонизаторов и столицей Британской Индии (об этом до сих пор напоминают кварталы помпезно-обшарпанной колониальной застройки). При этом город совсем не избалован туристами — те предпочитают Агру, Варанаси, Гоа, Ришикеш, а вот в Бенгалию массово не едут. Для трэвел-журналиста или этнографа — находка: имея искренний интерес и грамотно выбрав тему, можно собрать уникальный материал. То, о чем не писали и не снимали. Кроме того — оказаться в удивительных обстоятельствах самому. Например, среди калькуттских рэперов и граффитчиков, панк-музыкантов и фанатов металла, седобородых гуру и странствующих певцов-бАулов. Но о них позже, а мы возвращаемся в Ховру, к Аруну и его друзьям.

Фристайл Аруна на Госаи-гхате

С виду Арун самый обычный индийский паренёк: зауженные джинсы, голые щиколотки, выбритые виски, пробор, убранная наверх длинная челка. Выходец из деревни в штате Уттар-Прадеш, он стал первым в своей семье, кто пошёл в школу и обучился грамоте — причем не ради знаний, а из-за бесплатной еды. Я уже знаю его суперсилу — мастерски фристайлить. Выдавать импровизированный поток рэпа, с рифмами и панчами, он может по полчаса кряду. За тот вечер мы побывали у него дома (бетонная коробка с тесным предбанником и единственной комнатой для семьи из четырёх человек), потом на крыше страшненькой многоквартирной 7-этажки и на местном рынке. Спонтанный рэп-баттл Арун и компания могли начать в любом месте и в любой момент, сразу собирая десятки зрителей. Допингов не применяли — разве что по стаканчику милк-чая в забегаловке на углу.

Вечер, бедный район Ховры, рынок, дым от костров и пар от харчевен, черепичные крыши над головой, горы мусора под ногами, торговцы, велорикши, собаки, а посреди всего этого — я с камерой и человек семь подростков-рэперов, прямо сейчас делающих перформанс без повода, без спроса и для всех.

А эти самые все обступали нас плотным кольцом и внимали. Хаотичное дорожное движение окончательно вставало.

Свою тусовку эти ребята называли Cruizerlane. Объединение молодых калькуттских рэперов, битбоксеров, битмейкеров, брейкдансеров, скейтеров. Я познакомился с парнями осенью 18-го, когда снимал в их городе документалку о местном стрит-арте, граффити и рэпе. В то время в сети имелись лишь мутные мобильные видео уличных фристайлов — чуваки выкладывали их на своих страницах, друзья репостили. Но уже спустя полгода в моей ленте фейсбука стали мелькать фотки крузерлейновцев на сценах крутых клубов, клипы с шестизначными показателями просмотров, совместки c авторитетными участниками местной сцены. Например, с EPR — это калькуттский рэпер, лидер группы Adiacot, регулярно мелькающий на индийском MTV. Впрочем, я понятия не имел, кто такой И-Пи-Ар, когда мы случайно встретили его на улице, в районе Баллигандж Южной Калькутты, у обычной чумазой забегаловки с милк-чаем и самосами — и тот четко залетел к парням со своим фристайлом на их битбокс.

В общем, бенгальский хип-хоп сегодня на подъеме. Начался этот подъем в конце нулевых и начале десятых, с появлением доступного интернета. Кроме того, вставки с рэпом стали мелькать и в болливудских песенках — именно оттуда о жанре узнал Арун и многие другие. Плюс, конечно, MTV и кассеты.

О чем читают? Бенгальского я не знаю, и сужу лишь по пересказам самих рэперов. В общем-то, обо всем: улицы, хасл, жизненные проблемы, личные переживания. Упаднической, наркоманской “гуфщины” с района я не слышал. “Скриптонитовщины” — тем более. Вайб скорее бодрый, жизнеутверждающий. Понтов, как положено в рэпе, — да, немало. Однако и клипов с пачками банкнот, девушками и джойнтами особо нет. Зато много социалки. И это не только дань рэп-канонам, но и связь с локальной историей: Калькутта — историческая столица индийского протеста. Так, задолго до появления в городе современного граффити, в 1960-х здесь появилась целая культура сатирических граффити-карикатур, высмеивающих последние события в общественно-политической жизни Западной Бенгалии и всей Индии в целом. Да что там говорить, чуть ли не с XIX века зачинщиками масштабных антиколониальных бунтов были именно бенгальцы.

Клип на совместный трек крузерлейновцев и EPR

Столица индийского протеста и трэш-металла

Одним из первых таких бунтов стал мятеж индийских солдат-сипаев против английских офицеров в 1824-м. Он разгорелся в Барракпуре (сейчас это северный район Калькутты) и всколыхнул всю страну. Спустя столетие среди лидеров борьбы Индии за независимость — снова бенгальцы: Багха Джатин и Субаш Чандра Бос. Наконец, в 1970-е Бенгалия стала родиной движения наксалитов — это вооруженные группировки коммунистов-радикалов. Вплоть до нашего столетия индийское правительство считало их главной угрозой внутренней безопасности страны.

Думаю, Субаш Чандра Бос и Багха Джатин были одними из первых панков. Они научили нас не следовать правилам и не вестись на социальную стигматизацию — говорит Протуш Пол, вокалист калькуттской хардкор-панк-группы Blakhole. Британцы ведь по-настоящему угнетали индийский народ. В 60-х в Калькутте появились «голодные реалисты» — «хангриалисты». Социально-политическое объединение поэтов,  — <оппозиционеры, леваки, новаторы и провокаторы в творчестве>. А еще кинорежиссеры — Ритвик Гхатак и Сатьяджит Рэй. Они снимали фильмы о социальных и экономических проблемах. Так что связь между панком и бенгальским менталитетом очевидно есть.

Спустя год после встреч с рэперами я опять в Калькутте. Конец декабря, семь вечера, мягкая калькуттская зима позволяет ходить просто в свитере. Сижу на бордюре у клуба TopCat CCU — современного, буржуазного, на первом этаже офисной многоэтажки в новой части города, она же  Нью-таун, — там большие эстакады, высокие дома, элитная недвижимость и все такое. Сегодня суббота, и клерков вокруг нет — лишь индийские металхеды. В «Топкэте» сборный металл-гиг: несколько местных банд плюс гости из Дакки, Бангладеш (он же Восточная Бенгалия) — дет-металлисты Torture Goregrinder. Рядом со мной тот самый Протуш (в миру — добродушный толстячок, на сцене — будто сгусток ревущей ненависти) и Анирудда, гитарист Blakhole и фронтмен собственной кроссовер-трэш-группы The Neighbourhood Thrashers. Мы познакомились пять минут назад и курим, сидя на бордюре.

— Хочешь сказать, ты больше любишь панк, чем металл? Дай я тебя обниму! — Анирудда даже встает с бордюра, — Нас таких мало здесь — почти все угорают по металлу!

Он — невысокий бенгальский юноша интеллигентного вида. Активный участник сцены, яркий и талантливый гитарист, фанат панк-рока и металла, а также сотрудник отдела продаж всеиндийской корпорации-гиганта Tata. Я тоже встаю, мы обнимаемся и ржем.

С ним и другими рокерами меня свел трэш-металл. Копая информацию о калькуттском андеграунде, я выяснил, что на металл-карте Индии Калькутта считается столицей трэша, одного из самых панковских направлений металла: скоростной бит, агрессивные риффы, ярость, напор, часто — социальная лирика. Широким массам трэш известен благодаря американской группе Metallica — это самые известные выходцы из жанра. Нагуглив несколько калькуттских трэш-групп (и одну панк-), я впечатлился и решил познакомиться со сценой ближе. Списался с музыкантами в Facebook, договорился о встречах — и вот первая из них, в «Топкэте».

На индийском гиге я впервые и не знаю, чего ожидать. Стоя у входа в клуб, вдруг слышу гомон и крики из-за стеклянных дверей. Шум все громче — и на улицу вываливается группа молодых людей. В ее центре — организатор шоу, бритоголовый бородатый мужик лет тридцати (с ним мы мило болтали 15 минут назад у бара). Он орет на подростка-металхеда. Ссора перерастает в потасовку — и вот промоутер уже лупит парня по лицу. Тот падает на асфальт, а бритый мочит его ногами. Дерущихся растаскивают, но бенгальские проклятия звучат над парковкой клуба еще долго. Мне объясняют: все из-за девушки, которую вроде как оскорбил тот паренек. Как на родине!

Тем временем, я в клубе, у сцены. Ришав Бхатачария, 23-летний фронтмен и ритм-гитарист трэш-метал-группы Dreadhammer, длинноволосый коренастый толстячок с колючим взглядом, делает шаг к микрофону. По-английски он говорит практически без акцента.

— Следующая песня — о нашей гребаной стране. Нет, я не буду вдаваться в политику и прочее дерьмо. Но ситуация в обществе очень хреновая — все эти изнасилования и так далее… Это просто жопа, в это не хочется верить. Ну, а мы лишь делаем то, что можем, и веселимся, как умеем. Но для людей… для насильников… есть лишь одно лекарство.

— Вайленс из зе кьюр! Насилие — лекарство! — фаны уже поняли, к чему клонит Ришав, и хором кричат название одного из хитов Dreadhammer. Группа начинает рубить.

— Ты живешь по своему кодексу чести, но другие — нет! В этом царстве безумия насилие — лекарство! — ревет Ришав в припеве и трясет своей курчавой гривой. Публика — несколько десятков молодых людей в футболках с рок-принтами — неистовствует.

А как же индийские улыбочки, как же «ом» и «шанти»? Да, стереотип есть стереотип, и все же. Позже, на репетиции «Хаммеров», Ришав объяснит мне: — Мы веселые люди, мы мило со всеми общаемся, это у нас в крови, и с этим ничего не сделаешь. Спросишь у нас дорогу на улице — мы подскажем. Но если хочешь до**ться, поднимется много дерьма. Мы сберегаем нашу агрессию для музыки, для концертов.  — …и для придурков, — вставляет гитарист. —  Да, для придурков, — продолжает Ришав. — В нас есть и веселость, и агрессия. Если тыкнешь медведя, тебе несдобровать. Индийцы — как большие старые мохнатые медведи. Лучше не тыкать. Просто помаши рукой и будь любезным.

Dreadhammer — образованные, ироничные, дерзкие молодые чуваки. Студенты. Играют технично и агрессивно, а когда надо — душевно. И вообще делают все классно, без скидок на то, что сцена молодая и не слишком развитая. Возможно, дело в наличии многолетней рок-традиции — первая рок-группа, «Мохинер Гурагули», появилась в Калькутте в конце 70-х (а двадцатью годами ранее — еще и знаменитая джаз-сцена). Может быть, в материальном достатке — тяжёлую музыку здесь играют, главным образом, студенты из миддл-класс-семей — те, у кого есть средства на оборудование и время на репетиции (вместо забот о заработке). Но даже они, как правило, не могут себе позволить связать жизнь с рок-музыкой: индийские родители непременно нацеливают детей на карьеру — в корпорации или государственном секторе. О роке слышать не хотят, и после колледжей большинство калькуттских металхедов завязывают с металлом. В этом есть резон: экстремальная рок-музыка (в отличие от рэпа) индустрией в Индии ещё не стала, и в качестве карьеры не рассматривается даже самыми ярыми энтузиастами.

Dreadhammer — Trail Of Severed Heads 

«Метал-сцена в Калькутте — как сосуд с двумя отверстиями, —говорит Ариджит Дутта по прозвищу Шило из хеви-метал-группы Mustang. — Через них люди приходят и уходят. И получается, что на концерте в 2018-м году и сегодня — одно и тоже число людей, ни больше, ни меньше. Но при этом ты видишь только новые лица — но не старые».

Сам Шило по меркам калькуттской сцены — как раз-таки старый, ему 33. Или, скорее, зрелый: в возрасте около тридцати, отработав восемь лет в офисе, в маркетинге и продажах, он бросил все и ушел в рок — отрастил бороду и хаер, стал заниматься вокалом и собрал Mustang, группу своей мечты. Влюбленные в Black Sabbath и Judas Priest, они играют четкий хеви-метал по всем канонам 80-х. На сцене Шило — раскрепощенный, взрывоопасный рок-герой и прирожденный шоумен. Первая же ипишка, в 2018-м, донесла весть о группе до Европы и обеих Америк.

Давать интервью Шило привел меня к собору Святого Иоанна, построенному в самом центре Калькутты в XVIII веке. Башня с часами, настоящий церковный орган, витражи, изваяния британских полководцев, их же гробницы. Вокруг — маленький английский парк с ротондой.

«Все эти восемь офисных лет, приходя домой по вечерам, я вел битву с самим собой: я не хочу заниматься этим дерьмом, но я должен им заниматься. И через какое-то время я решил, что это не вариант. Если ты не можешь сделать счастливым себя, то и других не можешь. Мне очень повезло, что мои родители понимающие и дали мне свободу следовать мечтам. Помимо занятий музыкой, учусь на курсах физиотерапевтов. Планирую открыть собственную клинику».

Калькутта. Хеви-метал-певец Шило — о жизни металхеда в Индии

А вот хардкорщики из «Блэкхоул» (чуть ли единственной панк-группы во всем регионе) так и продолжают работать в корпорациях. На репетициях встречаются каждые выходные, и на одну из них пригласили меня. «Эти два-три часа — самое лучшее, что есть в нашей неделе», — говорит басист Сомдатта. Ему тоже за тридцать. Товарищи по группе — на 5-7 лет моложе. Все они выглядят обычными индийскими парнями — ни ирокезов, ни пирсинга, ни длинных хаеров или косух (при офисной работе это полностью исключено). Однако на репбазе, подключившись к комбикам в обитой войлоком тесной комнате, они раздают такой хардкор-ярости, что дрожат стены. Вокалист Протуш то, крича, скримит, то, рыча, гроулит:

Мы чертовски счастливы

Хотя в конце нас ждет гильотина!

Жадность ведет нас, как полярная звезда.

Свободное мышление — динозавр,

Люди роятся, движимые бумагой

К черту наши возможности,

мы все умрем шлюхами!

Буквально на днях «Блэкхоул» выпустили первую за восемь лет существования запись — 5-песенный релиз Natural Rejection. Писали его уже в пандемию и локдаун — дистанционно, каждый из своего дома.

Странствующие певцы-бАулы: outlaw и antisocial — по-старобенгальски

Тяжелая сцена Калькутты довольно обширна. Помимо хеви и трэша, здесь играют дет-метал, ню-метал и далее по списку. Панк-рока мало — слишком уж экстремально для Индии. Но вот что интересно: в традиционной бенгальской культуре уже есть свои «аутло» и «антисоушл» — причем, в отличие от панков, почитаемые обществом и глубоко укорененные в народной жизни. Более того, они входят в число символов штата — так, их изображения можно увидеть в оформлении международного аэропорта Калькутты. Я говорю о бАулах — певцах-мистиках и философах, йогинах и тантриках, проповедниках и садху, инструменталистах и шоуменах. Не то секта, не то субкультура. Много веков эти загадочные люди, длинноволосые, длиннобородые и свободные, в оранжевых одеждах, с дредами, побрякивая бусами и браслетами, бродят по Бенгалии — по городам и деревням, ярмаркам и фестивалям, поездам и автобусам. Под мышкой — котомка и музыкальный инструмент (однострунная эктара, четырехструнная дотара либо маленький тамбурин под названием дУбки).

В сумке — минимум одежды, циновка и чиллум. На устах — имя Кришны. Они играют для бедняков и богачей, для обитателей тюрем и посетителей модных клубов, в забытых богом деревнях и в бенгальской столице. Их мелодии и ломаные ритмы то монотонны и задумчивы, то цветисты и скоры, что твой джангл (я серьезно!). Явление не специфически калькуттское, а в целом бенгальское. Тем не менее, столица штата — важный пункт в странствиях баулов.

Среди «баульских» локаций Калькутты — местечко под названием Борал. Узкие улицы, присыпанные мусором. Редкие вело- и электрорикши. Дома в 3–5 этажей. Из-за плесневелых (потому что муссоны) бетонных оград рвется наружу зелень пальм. В центре района — большой квадратный пруд. Под сенью раскидистых манго — скромный одноэтажный рыночек с каменными прилавками. Не то деревня, не то район на южном краю города, где мегаполис плавно перетекает в сельскую местность. Вот уже тридцать лет здесь ежегодно проходит «Борал Баул фестивал» — традиционно в январе (это самый разгар фестивального сезона в Бенгалии). Здесь же более полувека владеет кусочком земли семья Мимлу Сен, писательницы, переводчицы, музыканта и сооснователя фестиваля.

Мимлу семьдесят. Много лет она путешествовала с баулами по штату и всему миру. Благообразная индоевропейская леди в годах, сегодня она живёт на два дома, то в Париже, то в Калькутте. Я узнал о ней всего за месяц до встречи, благодаря её книге Baulsphere, «Баулосфера». Англоязычный томик в яркой суперобложке я случайно нашёл в квартире, которую мы снимали в Калькутте.

Готовясь снимать документалку о баулах, я понял, что просто обязан с ней связаться — или хотя бы попробовать. Найдя Мимлу на фейсбуке, я без особой надежды на отклик попросил об интервью. Она не только ответила, но и пригласила меня сюда, в Борал — и попросила взять с собой всю мою семью (то есть жену, 3-летнюю дочь и мою маму, прилетевшую из Москвы на несколько дней). У ворот нас встретил муж и творческий партнёр Мимлу — Пабан Дас Баул, звезда первой величины в мире баулов. За беседами, прогулками и обедом мы провели вместе полдня. Просто чудеса!

В конце 60-х Мимлу, выросшая в богатой индийской семье, 20-летней студенткой сбежала от своей группы во время турпоездки по Европе и на год осталась в Париже. Вернувшись в Индию, училась и работала журналистом. В 70-е год отсидела в индийской тюрьме (за то, что хранила в отцовском доме в Калькутте оружие своих товарищей-наксалитов). Потом жила в Париже вместе с мужчиной и женщиной, с которыми у нее была семья и общие дети, а в начале 80-х уехала на родину, в Индию, с детьми и Пабаном, молодым певцом-баулом (его она встретила на концерте в Париже, когда ей было тридцать с небольшим, и полюбила).

Пабан — выходец из бенгальской деревни, крошечным ребенком познавший нищету и невзгоды. Грамоту он стал впервые осваивать ближе к тридцати годам — в компании с маленькими детьми Мимлу. Сам он в их возрасте пас коров с братьями. Еды мальчикам всегда не хватало, и они научились ловить и готовить полевых крыс, вспоминает Пабан. Из бедности его вытащил голос и артистическая харизма. Через скитания по бенгальским глубинкам они провели Пабана к европейским и американским гастролям, серьезным британским рекорд-студиям и сотрудничеству с электронными музыкантами. Он буквально искрился энергией и харизмой (простите за штамп) и быстро набирал популярность. И даже сейчас, в возрасте около 60-ти, добродушный Пабан, всякий раз выходя на сцену, тряхнет белоснежными кудрями, сверкнет глазами и, пробежавшись пальцами по коже барабанчика дубки, энергичный и поджарый, начинает метать искры и жечь огнем не хуже Игги Попа и Мика Джаггера.

Молодой Пабан Дас Баул

Те, кто слышал о строгих индуистских традициях — особенно брачных — оценят, насколько вызывающим для общества был союз Мимлу и Пабана. Богемная девушка из богатой индийский семьи, из высшей, брахманской, варны, — и полунищий деревенский парень. Для добропорядочных рядовых индусов — черт знает что. Для баулов — да, чуть необычно, но не более того. Скажем, Садхан Дас Байрагья, один из самых известных баулов, седобородый старик-альбинос, почти 30 лет живет и выступает с японкой Маки Казуми, которая бросила офисную карьеру в Токио ради бенгальской свободы. На баульских фестивалях певцам часто подпевают геи и трансгендеры (так называемые хиджры). Многие баулы пьют вино (для хинду-культуры — стопроцентный «антисоушл»). Почти все из них курят (и воспевают) марихуану. При этом баулов чтят и деревенщина, и профессора, и домохозяйки, и проститутки. Последние, бывало, посещали баулов в храмах перед ночной сменой — выкурить чиллум, помедитировать, поговорить. А выходя на пенсию, многие секс-работницы обращались к миру духовного. В своей Баулосфере Мимлу Сен пишет обо всем этом так:

Священное и мирское смешались здесь настолько, будто были едины. Непосвященным это и не вообразить. Своим друзьям во Франции я описывала это так: представьте, будто шлюхи с Рю Сен-Дени в Париже коротают субботний вечер в монастыре Шартре, славя божественное в сексуальном, в компании монахов, а те угощают их монастырским вином… Именно о проститутке говорил знаменитый гуру Хари Гошайн, когда заявлял: женщина, способная отречься от сексуального удовольствия есть женщина, которая найдёт путь к своему внутреннему «я». Это было уникальным переворотом, инверсией традиционной морали бенгальского мидл-класса, чтившей брак и подавлявшей сексуальность.

Мимлу Сен

Я бы сказал, что философия баулов — просто-напросто человечная. Высшие ценности в ней — любовь и поиск «монер мануш», то есть «моего избранника», «человека моей души», soul mate. Ищут «монер мануш» внутри себя — при помощи учителя (гуру), а также медитаций, аскезы и прочих практик, совокупность которых называют сАдхана (то есть путь садху, мудреца). Кстати, чисто баульских ашрамов и темплов совсем мало. Главным храмом признается человеческое тело. А богом — душа внутри него.

«Борал Баул фестивал» состоялся через пару дней после нашей встречи с Пабаном и Мимлу. Основанный ими в конце 80-х, в системе баульских фестивалей «Борал фест» считается средним по масштабу. В качестве эстрады — большая, с двухэтажный дом, бетонная коробка без одной стены. Перед ней — площадка размером в половину футбольного поля. Сбоку — маленький храм Шивы и Ганеша. На площадке — раскладные стулья в несколько рядов и трава перед ними. Все занято зрителями — их, наверное, пара сотен: обычные боральские мужички из народа (головы по-зимнему обмотаны шерстяными платками), женщины в теплых шалях, молодые люди интеллигентно-хипстерского вида (очки, остроконечные бороды, современная одежда), гладко выбритые полные дядьки, похожие на бизнесменов. На сцену персонажами сказок про Аладдина и Али-Бабу один за другим выходят музыканты — собственно баулы и их собратья факиры (это мусульманское крыло субкультуры — большинство факиров приезжают из Бангладеш, то есть восточной, исламской части когда-то единой Бенгалии). Среди артистов — как стильные седобородые старцы, так и совсем подростки.

Зима для баулов — фестивальная пора: кочуя с ярмарки на ярмарку, с фестиваля на фестиваль, они весь сезон проводят в дороге, в песнях и встречах. Там и зарабатывают. К началу пандемии коронавируса эта индустрия была на подъеме. Древняя, веками существующая культура сегодня в моде: на баул-мелах много молодежи и студентов, городские юноши собирают группы, чтобы играть баул-рок, офисные клерки переодеваются по выходным в оранжевое и едут за город — в ашрамы и на все те же фестивали, чтобы петь, танцевать, курить чиллумы и вслушиваться в речи гуру. Полагаю, что для для культуры это и хорошо, и плохо. Мэтры типа Мимлу и Пабана считают, что молодые певцы относятся к ней поверхностно.

— Молодежь не задумывается о том, что значит быть баулом. О том, что это за философия, — говорит Пабан. О том, что нужен гуру, который передаст тебе мантру. Слово «гуру» состоит из двух частей, это как аббревиатура — «гу», «гуха» и «ру», «рудра». Это значит — свет в пещере, свет в темноте.

— А сегодняшние гуру подчас сами ведут учеников от света к тьме, — с усмешкой подхватывает Мимлу. Все поменялось местами. Сейчас так: один из старых гуру — алкоголик, другой живет в Париже, третий покончил с жизнью. Старый костяк культуры уходит в прошлое, а новый пока не создан.

Из старой Индии — в мир кайфа и потребления

Через несколько дней после фестиваля в Борале, в самом конце января—2020, наша семья покинула калькуттскую квартирку. Мы сели в самолет, пересекли Индостан и приземлились в Гоа. Там грелись, наслаждались морем, вновь привыкали к соотечественникам-россиянам. Но если честно, после Калькутты (да, очень грязной, и да, подчас реально жуткой на вид) меня неприятно поразил контраст: вместо искренних и простых бенгальцев — жуликоватые разводилы-гоанцы, кормящиеся за счет туристов. Вместо увлеченных духовностью гостей баул-фестивалей — толпы полуголых тел, ошалевших от кайфа и с пустыми глазами сомнамбулически бредующих за все новыми удовольствиями — пожрать, выпить, употребить, забалдеть. Ублажить себя. Нет, я не святоша и не ханжа, но этот курортный размах индустрии потребления и кайфа как-то сразу оттолкнул.

«Ну ничего, мы тут только до апреля, а там до возвращения в Москву успеем еще в горах месяцок пожить. Красиво тут, в Гоа, но больше я сюда, конечно, не поеду», — думал я в те первые дни. Я не знал, что очень скоро ковид опутает всю планету страхом, границы закроют, а Гоа и по сей день будет оставаться нашим домом: здесь мы найдем друзей, переживем сезон дождей, увидим штат совсем другим и не захотим его покидать. Но это другая история.

Что касается калькуттских историй, то моя документалка о граффитчиках и рэперах вышла в прошлом году. Фильмы о метал-сцене и баулах появятся на ютубе этой зимой — в рамках моего авторского проекта «Пассажир в Индии» на сайте passenger.rocks. Бенгальских историй в запасе еще много, и в этом тексте мне удалось лишь пройтись по верхам.

В качестве завершения — цитата: «Чем ехать в другую страну по путевке, жить в отеле и ездить по экскурсиям, лучше просто купить хороший телевизор, бутылку дорогого алкоголя, еды — и просто посмотреть видосов про эту страну! Какой смысл путешествовать, не общаясь с местными и не погружаясь в их повседневность?».

Примерно так высказался на одной из лекций популярный тревел-блогер русскоязычного ютуба. Формулировка понравилась — я и сам думаю точно так же.

За этот текст и посвящение в культуру спасибо Василию Кондрашову